Верхнеярославские стоны

В деревнях и глухих селах, удаленных от больниц и фельдшерских пунктов на несколько десятков верст, практикуется своя собственная медицина. Лечат крестьянки и крестьяне друг друга — и теплым печеным луком, и горячим мягким хлебом, и тертой редькой или «кортошкой», и всевозможными пометами, и проч. и проч.. Иногда они даже прибегают к заговору и нашептыванию и очень часто практикуют такие способы лечения, от которых ожидать исцеления или даже облегчения в высшей степени наивно. Наприм.: «потереть больным местом горло об печную «задоргу» (деревянный брус, укрепленный на краю печи для предохранения крайних верхних кирпичей от обламывания и служащий при влезании на печь той точкой опоры, за которую держатся влезающие руками); или «понюхать кончик хвоста кошки (непременно кошки) и выбросить ее потом в печное окно — от насморка», или «забить в осину верею ворот ногти и волосы больного лихорадкой», или «перевязать суконной ниткой больную руку или ногу», или «спуститься с обмета соломы вниз головою от боли живота» и т. под.. Между тем эти приемы лечения настолько распространены в деревнях и глухих селах, что к ним прибегает каждый.

Однако забытыя и заброшенныя деревни в большинстве своем остаются не довольны «своими средствами», которыя отличаются своею безвредностью и не требуют никаких затрат, а с каждым годом, по мере развития недугов, постепенно стали прибегать к другим, сильнодействующим средствам, которыми, втихомолку и под условием «никому не говорить», пользуют теперь деревенские знахари и знахарки. Опытная рука этих самородных деревенских лекарей уж выдвигает на арену сельской медицины следующие препараты: купорос, сулему, мышьяк, крепкую водку, настой табаку-махорки, серу, селитру, опий и проч.. Конечно, такия сильно действующия средства всегда ведут к могиле, что, без сомнения, подрывает авторитет «целителей».

На помощь страждущим в такия глухия села и деревни, где не пользуются должным лечением люди, исправно платящие земские сборы, не говоря уж о скотине, которая по всей нашей губернии находится в полном пренебрежении, очень часто приходят «коновалы». Они не ограничиваются своим специальным занятием «коновалить», но, порицая уездных ветеринаров с фельдшером, выдают себя за специалистов по лечению всяких болезней не только скотины, но даже и людей.

Так истекшею осенью в с. Верхней Ярославке, Моршанскаго уезда, *) у крестьянина Загородникова один коновал — татарин взялся вылечить жену от какой то застарелой болезни. Раньше Загородников обращался и — к врачам, и к земским и ротным фельдшерам, и даже к «тетушке Дуне» — но безуспешно: врачи с земскими фельдшерами живут за несколько десятков верст (фельдшерский пункт от с. В. Ярославки отстана 12 ½ верст) и не имеют возможности регулярно наблюдать за ходом болезни и во время оказывать посильную помощь, а возить больную, хотя бы два раза в неделю, за 25 — 50 верст на крестьянском экипаже и лошади во всякую погоду и по всякой дороге — скорее разстроишь слабый и больной организм, чем окажешь облегчение. Ротные же фельдшера и познаниями бедны и лекарства не имеют, а потому естественно не могут оказать помощи. Не могла помочь и тетушка Дуня своими нашептываниями, заговорами и даже «пойлом». Мучилась, мучилась несчастная больная, терпела, терпела семья душу раздирающие стоны и рыдания больной и, положившись на волю Божию, порешила отдать ее в руки коновала, который, к слову сказать, с надоедливостью уверял, что он непременно вылечит, поставит на ноги, заставит ходить и работать.

Цену коновал назначил дешевую — всего 15 р., из которых вперед взял только 8 на лекарства. И вот, новый эскулап, запрятав в кошелек деньги, приступил к лечению, повытащил из своего кошелька снадобия и стал их растирать, мешать, разбалтывать, кипятить, холодить и т. д. проделывать все-то, что только можно, чтобы доказать, «как внимательно и с каким старанием заработывает он условную плату». При развертывании каждаго снадобия он сказывал его цену и место, где можно приобресть и кто может получить, чем совершенно изгнал из головы З — ва подозрение, что назначено дороговато. Таким образом он наготовил порошков, мазей и напитков, разсказал, даже растолковал когда, какое и сколько лекарства нужно довать больной, выпил и закусил с хозяином, распростился, пообещал через неделю, много-много через две снова придти, чтобы увидеть свою пациентку «здоровою» и получить остальныя деньги, и ушел...

Вскоре после его ухода, не более, как через неделю, женщина перестала надоедать своими стонами, охами, ихами, рыданием и плачем семейным и приходящим родным. Перестали мучиться, видя страдания больной и семейные и родные — они теперь со слезами на глазах и с глубокими вздохами произносят: «упокой ее, Боже, во Царствии Своем»...

А сколько в селе В. Ярославке осталось стонущих, вопиющих и чающих прихода других коновалов. — Ты, Господи, один знаешь!..

Жаль только, что эти стоны настолько глухи, что не слышны даже в соседнем селе. Впрочем два года тому назад В. Ярославское сельское общество приговором постановило просить Моршанское земское собрание открыть в с. В. Ярославке фельдшерский пункт и с своей стороны обещалось платить по 20 р. в месяц на содержание этого пункта. Земский-ли начальник не утвердил приговора, или земское собрание нашло неудобным удовлетворять «всяким прихотям мужицким», или еще какая причина помешала — Бог весть! Только и этот общественный стон, вышедший за пределы села, остался «гласом вопиющаго в пустыни и до сего дне.»

Может быть вот этот отголосок В.-Ярославскаго стона, долетевший до губернскаго города и разлетевшийся по всей губернии, побудить обратить внимание, фактически убедиться в безвыходности стонущих и подать хотя-бы омоченный перст.

И. Усков.

*) село это состоит из 300 дворов, с населением около 4000 человек.